(Продолжение. Начало в КС № 3 (104) 2022 г.)
Отец появился неожиданно. Мать уже укладывала многочисленное семейство спать, как вдруг распахнулась дверь и в комнату ввалился огромный мужчина в чёрном полушубке, на голове – ушанка, сшитая из шкуры какого-то неизвестного зверя, на ногах огромные валенки с галошами.
Поначалу даже супруга не узнала своего мужа, настолько изменился Петр, усы и пышная борода сделали его, скорее, похожим на Деда Мороза или персонажа из сказок про казаков-разбойников. Колька испугался, увидев незнакомого дядьку, уже хотел заплакать на всякий случай, как вдруг что-то остановило его. Он посмотрел в глаза незнакомцу – они улыбались. Да, бывает такое, мужики, битые жизнью, прошедшие горнило военных или лагерных испытаний, разучаются радоваться, как все, они прячут свою улыбку в глазах, и только близкие люди могут разглядеть её, скорее даже не зрением, а каким-то пятым или шестым, нутряным чувством, идущим от тех духовных скреп, которые на всю жизнь связывают родных людей.
Колька в этом огромном мужике признал отца и, закричав пронзительно и громко «Папка!», бросился ему на шею. Следом, с секундной задержкой, словно осмысливая поступок старшего брата, побежала к стоящему дядьке и вся остальная часть семейства.
Этим вечером в семье Лудниковых долго никто не мог уснуть, ребятня приставала к внезапно появившемуся отцу, наперебой задавая ему глупые пацанские вопросы, и только мать молча сидела в углу и, вытирая слезы, предательски ручьями катившиеся из глаз, тихо подвывала, раскачиваясь при этом на табурете. И столько в этом утробном вое было одновременно отчаяния, боли и радости, что пацаны, вдруг, отпав от могучей папкиной фигуры, побежали к мамке, стараясь неумело утешить её. Кончилось это, в конце концов, общим рёвом, причём громче всех плакал самый младший Колькин братишка – Пётр, ему было на тот момент всего 7 лет, и самостоятельно разобраться в происходящем он ещё не мог.
Как пережила семья эти долгие годы без кормильца – одному Господу известно. Помогали люди добрые и прежде всего родня. Дядя Володя, брат отца Кольки, второй по старшинству в семье Лудниковых, из Оксино приезжал редко, один-два раза в год и то только зимой. И каждый раз привозил с собой много гостинцев – мороженую рыбу, вяленую оленину, одежду из шкур оленей и песцов и много другой всячины, без которой выжить многодетной семье было бы крайне непросто.
Второй брат – Сергей, из УстьЦильмы, воевал с фрицами, поэтому передачки в Ухту возила его жена, Колька её называл тётей Шурой. Она работала поварихой в рыболовецкой артели и снабжала свою родню рыбными кулебяками, хлебом и прочей снедью, кою смогла сэкономить из своего не шибко богатого достатка.
Маму Кольки, Марию Николаевну, первоклассную повариху, на работу брали только в качестве посудомойки или уборщицы, поскольку на тот момент она являлась женой врага народа, осуждённого по 58-й статье.
Уложив спать беспокойную команду, воссоединённые супруги не могли наговориться, Мария, истосковавшись за долгие годы по мужу, все говорила и говорила, изливая накопившееся, снова чувствуя себя маленькой девочкой, у которой наконец-то появился сильный и надёжный защитник. Супруг, Пётр Фёдорович, о себе рассказывал неохотно, жена же, понимая, как сильно бередят больную душу эти воспоминания, не приставала с расспросами.
Расстелив постель, она уложила в неё замаявшегося мужа, а сама ещё долго сидела рядом, боясь потревожить сон любимого человека.
Утром Колька проснулся раньше своих братьев, приоткрыв глаза, он не торопился вставать, нежась под большим стёганым одеялом, которым мама укрывала сразу всю их беспокойную команду. Родители уже встали и сидя за столом негромко разговаривали. Точнее говорил отец, а мама молча слушала:
– Мария, я приехал за вами. Мне предложили работу на буровых установках, от которой я не могу отказаться, так как в противном случае опять попаду на нары. Паёк дают хороший, и я смогу прокормить тебя и детей, да и в лесу всегда можно найти пропитание, ягод и грибов в тайге изобилие. Правда жить придётся рядом с лагерем, в котором находятся заключённые.
Колька навострил уши, назревали какие-то необычные в его жизни события, а главное, в связи с переездом не надо было ходить в школу, где у него не было друзей, а одноклассники дразнили его, к месту и не к месту, напоминая ему, что он сын «врага народа».
Пётр Фёдорович был опытным механиком, а специалисты такого уровня, даже поражённые в правах, были нарасхват в ГУЛАГе. Он устроился буровым мастером на одном из разрабатываемых месторождений нефти на севере Коми АССР.
Сборы были короткими. Погрузив весь свой нехитрый скарб в кузов грузовика, семья ранним утром выехала к месту назначения. До лагеря добрались без приключений.
База буровиков располагалась в 50 километрах от железнодорожной станции с необычным названием Каменка, на берегу речушки Югит. Для семьи Петра Фёдоровича отвели небольшую охотничью избушку. Перед тем как перевезти сюда супругу и детей Пётр сделал капитальный ремонт аварийного строения – вставил вторые рамы в маленькие оконца, переложил сильно дымившую печь, утеплил стены, соорудил некое подобие сеней, где можно было раздеться, оставить обувь, сложить дрова и съестные припасы.
Жена, увидев их временное пристанище, схватилась за голову, запричитав в голос, поскольку прекрасно понимала, что перезимовать в таких условиях вдали от всех благ цивилизации, с четырьмя несовершеннолетними пацанами на руках, будет неимоверно сложно.
И только сыновьям всё было нипочём. Первым, как самый старший, из кузова спрыгнул Колька. Отец в это время открывал задний борт грузовичка, чтобы легче было выгружать нехитрую поклажу. Пока взрослые возились у машины, Николай забежал в избу, с любопытством оглядел скромное убранство помещения, где им предстояло провести несколько месяцев. В левом углу комнатки находилась печь, в центре, у окна – стол, вокруг него стояло несколько чурок, заменявших табуреты, справа у глухой стены – двухъярусные нары, застеленные овечьими полушубками.
Оглядев все это убранство, старшенький выскочил на улицу и кинулся помогать отцу переносить вещи в дом. Тут же к нему на помощь подбежали и два младших брата, Артур и Фёдор. Мать, видя, с каким энтузиазмом сыновья принялись за работу, вытерев слезы, тоже включилась в общую суету.
Осень в 1942 году в Коми выдалась на удивление тёплой. Стояло самое настоящее бабье лето, и отец, который сумел выпросить пару дней на обустройство нового местожительства для своего многочисленного семейства, решил пойти на охоту, чтобы по возможности запастить съестными припасами на предстоящую суровую зиму.
Пётр отсутствовал два дня, пришёл уже к вечеру с богатой добычей, в огромном заплечном мешке у него было уложено множество самой разнообразной дичи – гуси, утки, рябчики и глухари. Ребятню тут же заставили теребить тушки птицы, очищая их от перьев. Хозяйка опаливала их в печи, потрошила и бросала в огромный котел с кипящей водой. Оставшуюся дичь засолили впрок.
Устроившись на новом месте, семейство Лудниковых стало обследовать новую территорию. Сама избушка находилась на взгорке, внизу, в полукилометре, располагался лагерь, огороженный высоким забором, за которым виднелись крыши одноэтажных деревянных строений. Это были бараки для заключенных, административные корпуса, домики охраны и прочие сооружения, необходимые для нормальной жизни огромного лагерного организма, методично пожирающего людей, волею судеб оказавшихся там, за колючей проволокой. От взрослых Колька узнал, что находилось за колючкой больше тысячи заключённых – китайцев, поляков и немцев. Особенно запомнились мальчику следующие слова отца:
– Все эти бедолаги попали сюда по обвинению в шпионаже. Китайцы оказались в далёкой тайге как подозреваемые в саботаже на КВЖД, нашли свой «приют» в болотах Коми также польские и немецкие антифашисты, люди, бежавшие от нацистов в СССР.
Все они обвинялись по очень распространённой в те времена 58-й статье.
Территория лагеря была большой и представляла собой практически ровный квадрат с длиной каждой стороны метров в 500. Вплотную к лагерю примыкало болото, оно окружало строения с двух сторон.
Остальное пространство перед забором было вырублено, пни выкорчеваны, а сама территория распахана, представляя собой нечто вроде контрольно-следовой полосы, на которую запрещалось заходить постороннему человеку.
В том году был необычайно богатый урожай ягод и грибов. В сентябре в лесу поспела брусника, а на болотах – в огромных количествах клюква. Осенью день месяц кормит, поэтому сразу же, как только немного освоились на новом месте, Лудниковы, захватив с собой лукошки, пошли собирать клюкву на болото. К своему удивлению там они обнаружили конкурентов, несколько коренастых мужичков с раскосыми глазами старательно ползали на четвереньках, обирая каждую кочку своими маленькими проворными руками. На вопрос Кольки, кто они, мать ответила – китайцы.
Увидев посторонних людей на болоте, заключённые все как один поднялись с колен и, улыбаясь, начали раскланиваться, приветствуя вновь прибывшую компанию. Детвора и их мама держались от непрошенных соседей на некотором отдалении, боясь не столько их, понимая, что люди они подневольные, а охранника, который сидел в сторонке, на сухом месте и лениво посматривал на вверенную ему трудолюбивую команду.
За первый день Лудниковы собрали три ведра царской ягоды, довольные добычей они дружно пошли домой, согнувшись под тяжестью собранных даров болота. Клюкву высыпали в огромный деревянный короб, специально сооружённый Петром Фёдоровичем.
И на северах, и в средней полосе, где преобладали леса, местные жители заготавливали впрок огромное количество лесных даров. Так, ранней весной, чуть только соки жизни устремятся по стволам деревьев вверх, крестьяне целыми семьями выходили в рощи заготавливать берёзовый сок. Наливали его в специальные бочки на сотни литров. Чего только не делали из этой живительной влаги местные жители. Часть объёма, пока сок был свежим – пили вместо воды, другую превращали в квас, а добавив дрожжи и сахар, настаивали крепкую брагу. Также в больших количествах собирали грибы и ягоды. Бруснику в кастрюлях запаривали в печи, в результате, претерпев тепловую обработку, она становилась нежной и сладковатой на вкус и в таком виде, без добавления сахара могла простоять в кадке всю зиму. Грибы – грузди, волнушки, бычки, сыроежки и рыжики – засаливали в огромных бочках. В деревнях многие так делают и по сей день. Мне, будучи в командировке в Урдоме, довелось увидеть запасы солёностей у одного местного жителя, к которому мы наведались с товарищем, чтобы купить пару вёдер засоленных грибов. Так вот, бочка у него в сенях была с мой рост, далеко за полтора метра высотой. На мой вопрос, сколько в ней литров, хозяин пожал плечами, сказав, что досталась она ему от деда, и он никогда не задавался целью проверить, сколько же литров жидкости она вмещает. Ответ был прост и бесхитростен – пока не наполним доверху, продолжаем докладывать новые порции солений. Подберёзовики, красноголовики и белые грибы мариновали, закручивали в банки, сушили. Маринованные и отварные грибы относили в погреб, сушёные – на чердак, где подвешивали на жердях в специальных наволочках, чтобы невозможно было добраться мышам.
Таким образом, жизнь деревенского жителя была чрезвычайно насыщена трудом, вся семья, не покладая рук, работала на общее благо, чтобы было что зимой поставить на стол и не думать о голоде.
Наши путешественники тоже не понаслышке знали, что такое деревенская жизнь, поэтому и старались в немногочисленные погожие деньки запасти как можно больше продуктов на долгую и суровую зиму.
Николай Лудников
«Колокол Севера» №5(106) ноябрь 2022 г.
(Продолжение следует.)
Фото из архива редакции и сайта «Маленькие истории»