Кротость

Наконец-то начались летние каникулы! Митя с бабушкой едут в гости к дедушкиному другу, поселившемуся недавно в соседней с их городом деревне. Дедушка уехал на неделю раньше и теперь должен их встретить. Автобус потряхивает – он съехал с асфальта и пробирается по грунтовой дороге с глубокими колеями. Митя и бабушка сидят лицом к пассажирам. Напротив них две женщины.     Одна полная, яркая, в широкополой шляпе, скрывающей часть лица. Только рыжие крашеные волосы да мясистый нос можно хорошо рассмотреть. Когда автобус подпрыгивает на очередной кочке, на этой женщине все начинает колыхаться: грудь, живот, длинные блестящие серьги, крупные желтые бусы. Она недовольно морщится, ворчит, ругает шофера, местное начальство, президента. Голос у нее визгливый, неприятный. Дыхание тяжелое. Кажется, что она дышит за всех людей в автобусе. Пальцы на руках такие толстые, что даже не соединяются вместе. Тесно им на руке у хозяйки рядом друг с другом. Митя украдкой рассматривает шумную, заполняющую собой все пространство соседку. Она ему не нравится. Вторая женщина худенькая, бесцветная. На ее коленях стоит сумка, из которой торчат горлышки пустых банок, виднеется старая кастрюлька с потрескавшейся эмалью, образовавшей на крышке причудливый рисунок. Мите очень любопытно, зачем из города в деревню везти пустую посуду. Но не будешь же спрашивать... На голове у женщины белая косыночка, завязанная сзади тугим узлом. Простенькое голубенькое платье оттеняет коричневый загар открытого лица и маленьких, со вздувшимися венами и широкими ладонями рук. На их тыльной стороне виднеется множество мелких царапин и порезов. Такие руки обычно бывают у деревенских, много работающих женщин. Она спокойно и безропотно переносит тяготы пути и только улыбается, пока ворчливая соседка клянет всех на свете. Как-то очень светло и просто улыбается. Так, что и Митя не может не улыбнуться вслед за ней. А между тем яркая соседка не унимается. Дождавшись, когда дорога стала ровнее и спокойнее, она переключила свое внимание на попутчицу. - А ты опять, Верка, в город к своему ездила? Ох и дурочка же ты! Он тебя с двумя детьми оставил, а ты все жалеешь его. Я бы на твоем месте ни за что не простила. - Представляешь, – обратилась она к Митиной бабушке, –  муж ее бросил, ничем не помогал. Сама детей поднимала. Сейчас заболел сильно. Не знает, выживет или нет, а эта ненормальная, – она указала толстым пальцем на свою соседку, – как узнала о его беде, давай к нему в больницу ездить, продукты возить, ухаживать за ним. От него же все отказались. Так эта, – она опять направила указательный палец с массивным перстнем на соседку, – не только сама надрывается – целый день то на ферме, то в огороде, потом в больницу на сутки – так еще и детей настроила. Они тоже отца простили и по очереди дежурят у его постели. Я бы только порадовалась, что его Бог все же наказал, а они простили. Как можно прощать предательство! – в голосе толстухи столько злобы и негодования, будто это ее предали, причем два раза. Мите очень жалко понравившуюся ему худенькую женщину, тетю Веру. Он смотрит на нее и видит, что та ничуть не обижается на слова соседки, а продолжает так же светло и чисто улыбаться. Мите стало легче. Ведь он понимал, что, когда человеку говорят нечто неприятное и обидное, ему должно быть плохо. Он это знал по себе. Когда мальчишки в школе иногда обзывали его или смеялись над ним по какому-либо поводу, ему не просто становилось обидно, он начинал злиться, ему хотелось наброситься на обидчиков с кулаками. А эта женщина сидит и улыбается. Видно, что ее совсем не задевают слова соседки. Бабушке, по всей видимости, тоже не понравилась назойливая попутчица. Она ничего ей не ответила, а взяла за руку тетю Веру, сжала ее ладонь своей рукой: - Терпения вам, милая, большого терпения. Даст Бог, все образуется. Толстуха обиженно замолчала и запыхтела еще сильнее. Но, видимо, молчать и оставаться без внимания долго не могла, поэтому, развернувшись к проходу, начала рассказывать уже другой женщине: - В город ездила, к сестре младшей. Вот люди живут! Дом – дворец. Полная чаша. Две машины. Три магазина. Сестра – барыня барыней. Прислугу наняли. Муж работать не разрешает, чтобы руки не огрубели. «Вон, – говорит, – у ваших-то, деревенских, не руки – грабли». Митя украдкой взглянул еще раз на руки худенькой попутчицы, тети Веры, и ему стало очень стыдно перед ней. Ведь она все слышит. И все, кто едут в автобусе, тоже слышат. И у всех этих женщин руки грубые, рабочие. Зачем же эта недовольная всех обижает? Мите было стыдно еще и за то, что вот так, не стесняясь, эта женщина хвастает. Ведь в автобусе ехали простые деревенские люди. А им как будто специально говорили: «Вот мы с сестрой какие барыни, не то что вы все». Митя понимал, что хвалиться – стыдно. У них в классе был такой хвастун, так с ним никто за одной партой не хотел сидеть, и друзей у него не было. Его родители потом в другую школу перевели. А эта женщина ведь взрослая. Она должна понимать, что нельзя так себя вести. Попутчица между тем не унималась. - Ох, а гардероб-то, гардероб у сестры какой! Одних шуб только со счету собьешься считать. Тебе, Ивановна, и во сне такое не приснится! - А зачем мне столько шуб-то? – не выдержала Ивановна, женщина, которой все это рассказывалось. - Не понимаешь ты, Мария Ивановна, ничего, – подал голос мужчина, сидящий за спиной недовольной. – Представляешь, на утреннюю дойку – в одной шубе, на вечернюю – в другой, огород полоть – в третьей, а порося кормить – так в самой дорогой, до пят. - Ну-ну, до самых пят, чтобы вошла в свинарник, а хряк – раз, и в обморок от невидали такой. - Так в том и весь смак! Пока он в обмороке-то лежит, молчит и не мешает, ты быстрехонько загончик и вычистишь. - Только, слышь, Ивановна, когда в чувство его приводить будешь, шубу-то сними, а то откинет копыта раньше времени свинтус. Все дружно рассмеялись, а недовольная опять засопела. Она даже не улыбнулась. Тетя Вера смеялась вместе со всеми. - Не обижайся, Ольга Петровна, – обратилась она к соседке. – Это же очень хорошо, что твоей сестре так повезло. Позавидовать можно. Но Митя видел, что ничуть не завидует тетя Вера сестре соседки. Просто знает, наверное, что той очень надо, чтобы ей завидовали, вот и успокаивает, говорит приятные для нее слова. «Какими странными все же бывают эти взрослые», – подумал Митя. И тут он вспомнил, как совсем недавно бабушка объясняла ему слово «кротость». Она сказала, что кротость – мать всех добродетелей. Кроткий человек – это человек, не умеющий держать в душе обиды, никого не осуждающий, никому не завидующий, не умеющий сердиться, злиться, не привлекающий к себе внимание, умеющий прощать. Это тихий и спокойный человек. Митя тогда еще спросил у бабушки: - Ба, значит, кроткий – это короткий, что ли? Бабушка тогда задумалась, а потом ответила: - Ну, почти так. Он мало говорит и коротко. Он о себе старается молчать. И вообще о себе у него мысли ко..ротенькие, а вот о других – длинные. Поэтому ему легко прощать обиды, он не думает о себе, о своей гордыне, он думает о том человеке, который его обидел и ходит с таким грехом по земле. Поэтому кроткий человек старается поскорее простить обидчика, чтобы ему не было плохо, и старается жить так, чтобы никого не огорчать, не обижать. Теперь Митя увидел, какие они, кроткие люди. Вот она, тетя Вера. Он посмотрел на соседку. Та уже не улыбалась. Она устало смотрела в окно автобуса на проплывающие поля, пригорки, овраги. Но глаза ее оставались такими же светлыми, добрыми и спокойными. Митя взглянул на вторую соседку и вместо глаз увидел только колышущееся тело, толстые пальцы рук, сложенные на животе, да узкую полоску обиженно поджатых губ. Между тем они уже подъезжали к  деревне. Митя еще издали заметил приземистую фигурку дедушки. Сердечко его затрепетало. Как же он соскучился по нему! Рядом с дедушкой стояли какой-то парень и длинноногая девчонка. Когда автобус остановился, девчонка подбежала к тете Вере, обняла ее. - Мам, а мы тебя еще вчера ждали. Ты что так долго? Папе хуже стало, да? Подошедший парень оказался сыном тети Веры. Он забрал у матери сумку, и они пошли вдоль по улице на край села, где, как потом узнал Митя, стоял их дом. Мимо них, поднимая клубы пыли, промчалась машина, увозившая толстуху со множеством сумок, которые с трудом затолкал в багажник ее муж, приехавший за ней. Они тоже жили на краю села, рядом с тетей Верой и ее детьми, но, проезжая мимо соседей, даже не остановились. Людмила Плешивцева. Рисунок Ксении Кравченко. КС №3(68) 2016 г.